журнал DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист )
DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Тайная комната Георгия Пинхасова DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Наталья Осипова: Танцующая на краю DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Белые рыцари нонконформизма DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Добрый  Карабас DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Пишем, как дышим DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Стальная магнолия DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Слово редактора. Роксолана Черноба. DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Обзоры: DVD DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Неторопливый DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Лев беспощадный DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Содержание номера DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Петрушевский фестиваль DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Рене Флеминг: Читайте музыку DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Дайана с Венеры DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист ) #15 : Шляпа-метафора
журнал DE I / DESILLUSIONIST ( Деиллюзионист )#15

english version |
 
о проекте |
 
манифест |
 
в номере |
 
архив |
 
редакция |
 
контакты |
 
партнеры |
 

on Top |
 
события |
 
спецпроект |
 
DE I видео |
 
DE I музыка |
 
DE I Media Group |
 
 


 
 

DE I #15: Наталья Осипова: Танцующая на краю

НАТАЛЬЯ ОСИПОВА: ТАНЦУЮЩАЯ НА КРАЮ

Текст: Марина Борисова
Фото: Максим Масальцев

Наталья Осипова — человек, не знающий середины. Максималист, фанатик: все на пределе, все через край. Ее глаза выдают мгновенную смену состояний: они то потухли, выключая ее из жизни, то вдруг пылают, сообщая контакту особую чувствительность. Ее полюсы: глубина, сосредоточенность, серьезность и — радость, сумасшествие, драйв. Ее мотор — трудоспособность: репетировать она может бесконечно. Ее страсть — танец: не профессия, не работа, а смысл жизни. Неудовлетворенная собой в классе, на сцене она — абсолютно счастливый человек. В жизни же молодая солистка Большого театра ломает все канонические представления о классической балерине.

DE I: На репетиции я увидела человека, который постоянно неудовлетворен собой. Здесь даже не требовательность к себе, а какое-то самоедство. Бывает так, что вы собой довольны?

Н.О.:  Когда я готовлю партию, отношусь к себе очень требовательно: я работаю в одном из лучших театров мира и если выхожу на сцену, должна показать очень высокое качество. Вокруг меня огромное количество талантливых людей, которые прекрасно танцуют, и мне не хочется отставать. Да, у меня есть какие-то данные, но я не могу надеяться только на них, всегда нужно перерабатывать. В этой профессии искусства должно быть через край, и надо перерабатывать. Такой максимализм — всегда хочется доделать до конца. Как можно больше успеть за тот отрезок времени, который тебе дается. На репетициях я могу бесконечно повторять движения. Если у меня есть время, могу по часу делать одно движение. Но во время спектакля я получаю огромное удовольствие. Даже если что-то не так: мы же не роботы и у нас не всегда получается. Не в этом же суть: нужно донести образ, ощущать себя частицей спектакля. Чаще всего счастье я испытываю, только когда стою на поклонах.

DE I: Ваша основная человеческая черта — трудоспособность, замешанная на стремлении к совершенству?

Н.О.:  Да, да. Мне кажется, это присуще всем артистам, которые хотят чего-то добиться.

DE I: Похоже, вы мыслите не только телом. Кажется, вы много читаете и много думаете…

Н.О.:  Думаю, конечно. Читаю, когда готовлю новую партию и нужно понять своего героя, понять эпоху. Читаю, чтобы окунуться в атмосферу. Литература очень помогает понять характеры.

DE I: Вы танцуете Жизель — главную женскую партию, сделали Сильфиду. Что надо читать, чтобы понять этих героинь?

Н.О.:  «Жизель» — отдельная глава моей жизни, это три месяца бесконечных репетиций. Я чуть с ума не сошла: партия психологически очень сложная. Чтобы донести ее до зрителя, быть не банальной, а настоящей, естественной… Мне очень помог фильм «Танцующая в темноте» с Бьорк.

DE I: Можете сказать чем?

Н.О.:  Человек отдается всему без остатка. Там другая история, но когда что-то поглощает — любовь или страсть, человек погружается в нее на сто процентов. Для него это смысл жизни.

DE I: Чтобы войти в образ, вы с кем-то общаетесь или до всего доходите сами? Есть ли у вас собеседники в настоящем смысле этого слова?

Н.О.:  Есть эталоны в определенных балетных партиях, на которых нужно учиться. Всегда стараюсь как можно больше посмотреть и прочитать — даже интервью с артистами, это тоже очень полезно. Самое простое — взять либретто. Там иногда находишь такие вещи, о которых даже не задумывалась. В принципе, мы знаем с детства, о чем история. Но если туда углубиться, можно очень многое для себя открыть.

DE I: Вас волнует драматическое содержание образа и вы на нем строите свой танец?

Н.О.:  Для меня это самое интересное. Не как высоко я прыгну и как высоко подниму голову, хотя это очень здорово, и все твое тело и возможности должны работать на образ.

DE I: Из чего у вас сложилась «Сильфида»? Что читали, что смотрели?

Н.О.:  Нам повезло: приехал Йохан Кобборг, который очень хорошо знает этот балет, — он ставил его в Лондоне, сам блестящий исполнитель партии Джеймса. Многое взяла от него. Старалась задать как можно больше вопросов. «Сильфида» — самый романтический балет. Когда понимаешь, что ты не женщина, а какое-то необыкновенное существо, красивое, что ты смогла увлечь молодого человека. При этом чисто технически хотелось добиться, чтобы у зрителя сложилось впечатление, что она может летать, что ветерок дунет — и она полетит. Раз — она исчезла, и чтобы это все было легко, без усилий.

DE I: Можно ли найти в современной жизни неземной образ — хотя бы напоминание о нем?

Н.О.:  В реальной жизни — нет. Мне кажется, настолько чистых и прозрачных сейчас нет.

DE I: На репетиции я почувствовала, что вы человек очень сосредоточенный. Что-то предпринимаете, чтобы сконцентрироваться?

Н.О.:  Профессия очень нервная, тяжелая, учит самостоятельности. Мы сами отвечаем за себя. Я решила: если я работаю, буду делать на сто процентов. Буду сосредоточенна и пока не сделаю, не стану ни на что отвлекаться. После я могу стоять хоть на ушах, хоть на голове — все что угодно: веселиться, получать новые эмоции для следующей работы. Но во время работы я работаю.

DE I: Это установка, но чтобы ее воплотить, нужен самоконтроль…

Н.О.:  Нет, у меня всегда так происходит. Хотя бывают моменты, когда ты до такой степени устала, что понимаешь, что ни ноги, ни голова не работают, в душе никаких эмоций, ничего. В такие периоды говорю своему педагогу: «Вы знаете, сегодня и завтра я не могу, мне тяжело, я не хочу». А без желания работать невозможно. Она меня прекрасно понимает. Я еду за город, могу пойти в кино, пообщаться с друзьями, отвлечься, отпустить свою душу. Потом легче начинать работать. Есть, видимо, такой предел, до которого надо дойти, расслабиться и опять собраться.

DE I: Вы анализируете прожитый день, прошедшую неделю? Или все идет так ладно, что этого не требуется?

Н.О.:  Не знаю. Не могу сказать, что меня все устраивает. Часто я недовольна собой и тем, что происходит вокруг. Я жалуюсь и думаю: «Ах, какой кошмар!» Я, вообще, очень полярный человек. Если радуюсь, то так, что просто с ума сойти! А если у меня что-то случилось, могу из этого сделать дикую трагедию, это для меня конец жизни! Какого-то третьего состояния не бывает, поэтому со мной достаточно сложно работать — мало людей, которые меня хорошо понимают: я то веселая, то грустная…

DE I: Мне показалось, что танец для вас — это погружение в себя, в свой внутренний мир. Не сложен ли тогда контакт с партнером? Что вы предпочитаете — дуэт или соло?

Н.О.:  Все. Соло — это шанс показать себя на сто процентов. Но для меня так важны партнеры! Когда у тебя полный контакт и когда между вами какая-то связь — вот это настоящее искусство. Потому что балет — это в первую очередь дуэт. Все балеты строятся на взаимоотношениях женщины и мужчины. И когда есть эта особая связь, когда тебя чувствуют, тогда и рождается настоящее искусство: ты забываешь обо всем, кроме своего партнера. Это случается редко, но когда случается — это огромное счастье.

DE I: Кого вы ощущаете в партнере: танцовщика, мужчину, друга?

Н.О.:  По-разному. Но когда я им поглощена, для меня он не партнер, а человек, которого в данный момент я люблю или ненавижу. Я поглощена им полностью. Идеально, если партнер прекрасно держит, и ты не думаешь, что он сейчас уронит тебя. Создавать образ очень сложно, когда нелады в технике. А идеальных пар сейчас в балете нет. Таких, как легендарные дуэты — Фонтейн и Нуреев, Максимова и Васильев. У меня нет постоянного партнера, на каждый спектакль — разные. Но всегда хочется контакта с партнером.

DE I: Танец — это естественное проявление человеческого тела. А классический балет — напротив, насилие над ним: там все не так, как в жизни. Тело не протестует?

Н.О.:  Не стоит танцевать больными, потому что наносишь большой удар по здоровью. Нужно всегда помнить, что у тебя впереди еще столько, а сейчас прошло вот столько, и все это может закончиться только потому, что ты решила проявить героизм. Он не нужен в нашей профессии. Но я постоянно совершаю эти ошибки. Болит — все равно пойду, порепетирую. Мне все говорят: «Зачем?» Но пока — тьфу-тьфу-тьфу — проходит.

DE I: Страх травматизма не преследует?

Н.О.:  Если бы мы постоянно боялись, нам было бы страшно танцевать и вообще существовать. Травмы — неотъемлемая часть нашей профессии, иногда они происходят из-за каких-то глупых случайностей. Наверное, нужно быть очень внимательным, хотя не получается. У меня иногда бывает из-за настроения. Когда у меня плохое настроение и хочется поплакать — в зал лучше не ходить: обязательно что-нибудь случается. Мне 21 год, а травм у меня достаточно. Я за это время поняла, что надо к себе очень внимательно относиться, потому что тело — наш инструмент.

DE I: Кто-то боится ночи, кто-то — смерти, кто-то — жизни, кто-то — людей. Есть ли у вас какой-то главный, базовый страх?

Н.О.:  Очень боюсь, если у меня не будет возможности танцевать. Для меня, наверное, это самое страшное. На данный период — самое важное. Подозреваю, что через пять-семь лет мне придется задуматься над тем, что я буду делать в жизни дальше. А сейчас я хочу танцевать. Как можно больше. Много интересной хореографии — в мире столько всего происходит, и я переживаю, что не смогу все охватить.

DE I: Со стороны кажется, что классический балет исчерпывается двумя названиями: «Лебединое озеро» и «Жизель». Плюс немного современного танца. По вашим же словам, танец — огромный материк.

Н.О.:  Сейчас в Европе и Америке столько новых проектов, столько интересной хореографии, такие радикальные постановки! Я бы все что угодно могла сделать: если не развиваться, засохнешь. После современного танца легче танцевать классику.

DE I: Почему?

Н.О.:  Освобождаешься. В Большом есть балет «В комнате наверху», который я сначала просто не понимала, а когда я станцевала, открыла для себя много нового: никогда не подозревала, что могу быть такой сумасшедшей, развязной, что у меня на сцене может открыться сорок восьмое дыхание и я буду кайф получать, как на дискотеке. Такой свободной я, пожалуй, никогда себя не чувствовала, и для меня это огромное удовольствие.

DE I: И ваша Жизель становится другой…

Н.О.:  Скажем, частично. Не полностью, но немного другой. Психологически другой. Я понимаю, что свобода на сцене очень помогает и не надо зажимать себя в классике.

DE I: Кто из современных хореографов вас привлекает?

Н.О.:  Мне нравится Ратманский. Всегда мечтала, чтобы он поставил что-нибудь для меня, потому что очень интересно с ним работать. Я участвовала в постановке его балета «Игра в карты». Танцевала в «Болеро», он ставил не для нас, а переносил спектакль. Танцевала его «Средний дуэт». Он ставил не на меня, но когда я танцевала, ощущение было такое, как будто на меня ставили. Это у меня любимый балет, я всегда получаю удовольствие, когда его танцую, и всегда жду его с нетерпением. Из западных интересен Уильям Форсайт. Я открыта для всего.

DE I: В какой вектор для вас ложится танец: стремление к чему-то или бегство от чего-то? Зачем вы танцуете?

Н.О.:  Мне это нравится, я получаю удовольствие, для меня это смысл жизни. Только в этом я счастлива — я абсолютно счастливый человек на сцене. Бесконечные репетиции, я устаю, рыдаю, у меня все болит, но когда я сижу на больничном, думаю, что вот это счастье — больной, с больными ногами находиться в зале и репетировать. Я, наверное, бегу к чему-то. С каждой новой партией я открываю в себе что-то новое, новые качества, узнаю про себя что-то. Балет — это искусство изучения себя: вдруг в какой-то партии ты внезапно взрослеешь, вдруг внезапно что-то понимаешь. Я станцевала «Жизель» и поняла: если ко мне кто-то обратится, я всегда откликнусь. Равнодушие для меня, наверное, самое страшное.

DE I: Доброта помогает другому, но должен быть барьер самосохранения — иначе себя можно всю растратить.

Н.О.:  Бывают такие ситуации, когда человеку просто не с кем поговорить: он обращается к тебе, а ты ему: «Да ладно, что ты расстраиваешься, ты еще сто раз это сделаешь!» Или посмеешься. Или: «Да, да, да, да…» А человек потом пойдет и вены себе перережет. От равнодушия, от невнимания. Попытаться выслушать, войти в ситуацию, хоть чем-то помочь… я это как-то очень четко ощутила.

DE I: Вас не мучает, что в балете невозможно зафиксировать результат?

Н.О.:  Конечно, когда репетируешь какой-то сложный элемент и сделаешь просто супер, думаешь: а почему нельзя сохранить в компьютере и потом постоянно повторять? Наверное, это было бы слишком просто и потому неинтересно. У меня иногда бывает чисто технический азарт — что я смогу? Техника тоже очень важна, я стремлюсь ее развивать: если ей не заниматься, следующее поколение остановится.

DE I: В кино, литературе, театре возможно передать то, что мы испытываем в жизни, — наши проблемы, взаимоотношения, желания, страхи. А получается ли сделать это с той же остротой и достоверностью в балете?

Н.О.:  Да, возможно. Это понимаешь, когда смотришь пленки Галины Улановой. Она из тех, кто создавал настоящий драматический театр. Думаю, каждый ее выход был событием. Сейчас, когда смотрела ее пленки — а их очень мало, — поняла, насколько человек глубоко зашел, чтобы такое сделать.

DE I: Вы испытывали в жизни чувство ненависти?

Н.О.:  Я думаю, все испытывали. Но я очень бегу от него, потому что начинается саморазрушение. Бывают спектакли, которые ты готовишь, находясь в каком-то негативе, бывает, что-то тебя не устраивает и ты с такими нервами все это делаешь. Бывает, что я зла на своего партнера или на себя, или сделала какую-то плохую вещь. Потом выходишь на сцену, и люди видят, что ты черная. Невозможно быть прекрасной девушкой — Джульеттой, Авророй, если в душе у тебя черно. Негатив — это какое-то саморазрушение, и я уже не могу быть естественной в каких-то вещах. Со сцены нельзя нести негатив. Если ты выходишь на спектакль, у тебя должен быть только положительный настрой. Сцена — это такое увеличительное стекло, очень хорошо видно человека и его суть.

DE I: Самая неординарная реакция на ваш танец: что вышло за рамки ваших представлений?

Н.О.:  Для меня всегда большая неожиданность, когда люди, которые настроены категорически против, меняют отношение. Например, есть человек, про которого я знаю, что он не считает меня балериной. У всех свои представления об искусстве, и это естественно. Я нормально отношусь, когда меня критикуют и говорят плохое: у меня своя правда, и я все равно остаюсь при своем мнении. И вот когда такие люди после спектакля подходят, чуть ли не на колени встают и говорят «спасибо» — вот это меня трогает. Важна живая реакция.

DE I: Вы упомянули о негативном отношении. Что вы делаете, чтобы защитить себя?

Н.О.:  Ничего, просто фильтрую. Я хорошо отношусь к конструктивной критике, она мне иногда очень помогает, открывает глаза на то, что, может быть, я пока не понимаю. Но когда люди заведомо с какой-то злостью, оскорблениями говорят об артистах — вот это я стараюсь пропускать мимо. Не реагирую. Даже если мне мама говорит: «Наташа, там такой-то, такой-то, такой-то…» Я отвечаю: «Не надо мне об этом, я не знаю, кто эти люди, насколько они объективны, беспристрастны, что они вообще хотят».

© DE I / DESILLUSIONIST №15.  «Наталья Осипова: Танцующая на краю»

Понравился материал?